«Артист, озаряющий счастьем», – так о Сергее Лемешеве отзывались коллеги и почитатели, которых у великого оперного певца было невероятное количество. В голосе Сергея Лемешева была непостижимая магическая притягательность. Неповторимый тембр действовал, как гипноз.
Слава Лемешева поистине не имела границ. Не знало ограничений и его искусство, глубину которого определял драгоценный сплав голоса, высокого мастерства и проникновенной искренности. В голосе Сергея Лемешева была непостижимая магическая притягательность. Неповторимый тембр действовал, как гипноз.
Сергей Лемешев родился 10 июля 1902 года в деревне Старое Князево Тверской губернии в крестьянской семье. Существовало предание о происхождении фамилии семьи Лемешевых. В нем рассказывалось, что деду Сергея Яковлевича, Степану Ивановичу Иванову, на редкость повезло, когда тот, вспахивая поле, нашел плуг со стальным лемехом. В то время это было большой удачей, потому что только зажиточные крестьяне имели в хозяйстве такое ценное имущество. С тех пор Степан Иванович получил в деревне прозвище Лемеш, со временем ставшее фамилией большой крестьянской семьи.
Матери Сергея – Акулине Сергеевне, практически в одиночку приходилось воспитывать двоих детей, так как отец Яков Степанович почти все время проводил в городе на заработках. Акулина Сергеевна часто исполняла народные песни, выступала в хоре, и Яков Степанович тоже обладал красивым звучным голосом. В избе, когда хозяин был дома, собиралось много народу, чтобы послушать городские песни в исполнении Лемешева-старшего.
Однажды голос Лемешева младшего случайно услышал ценитель музыки, который взялся за его обучение. Лемешеву было 17 лет, когда он впервые вышел на сцену. Зрители рабочего клуба не хотели его отпускать. В тот вечер юноша твердо решил стать певцом. Что бы я теперь ни делал — ловил ли рыбу или колол дрова, -я непрестанно думал об оперной сцене, которая казалась мне недостижимой и прекрасной мечтой.
История Лемешева характерна для XX века – это был классический пример «певца-самородка». Подобно Шаляпину, Сергей Яковлевич был выходцем из крестьян, его не учили с детства академической музыке, не «ставили голос». Первым учителем Лемешева стал руководитель ремесленной школы для сельской молодежи Николай Квашнин – инженер и страстный меломан. По легенде, именно с Квашниным Сергей Яковлевич выучил свою первую арию – Ленского из оперы Чайковского «Евгений Онегин», впоследствии ставшей его певческой «визитной карточкой».
«Вначале, должен признаться, я плохо понимал, зачем пению надо особо учиться — ведь я пел с детства, вокруг меня пели, и это было просто и естественно, как сама жизнь. Не скрою — я был в недоумении: для чего же всё-таки нужно учиться петь? Тогда Квашнины стали рассказывать мне об оперных театрах, где герои не говорят, а поют. Я узнал, что есть много красивых по музыке опер, но петь их трудно, это требует особою мастерства. Поэтому быть оперным певцом — очень почётно. Зная хорошо оперный репертуар (Квашнины имели раньше свой абонемент в Большом театре), они пересказали мне содержание многих спектаклей, познакомили с жизнью и ролями лучших артистов, показали множество открыток с их изображениями, и передо мною вдруг нежданно-негаданно открылся такой мир, о существовании которого я даже и не подозревал.»
«Моё счастье, что меня как певца воспитывала прежде всего народная песня, в которой как в зеркале отразилась богатейшая душа народа, огромный и чистый мир его чувств и чаяний. Народная песня, а затем оперная классика, к которой я прикоснулся с помощью ещё моих первых учителей, оградили меня от увлечения всякого рода «эстрадной» литературой — «цыганскими» романсами и прочей белибердой, в те годы весьма обильно заполнявшей концертные программы, особенно в провинции. Пошлые или сентиментальные, ноющие песни или романсы тоже могут нравиться известной части слушателей, не обладающих достаточной культурой, но подобные песни способны только окончательно испортить ещё неразвившийся вкус.»
Сергей Лемешев окончил Московскую консерваторию, был принят в студию Станиславского, в 1931 году дебютировал в Большом театре и стал звездой главной сцены страны. Он спел более 30 партий, самая выдающаяся – Ленский в «Евгении Онегине». Лемешев исполнил ее более 500 раз.
После консерватории была студия Станиславского («в той подлинно творческой атмосфере, которая окружала Константина Сергеевича, вернее, которую он сам создавал, ни у кого не могла родиться мысль о подражании», — писал потом Лемешев), гастроли в Свердловске, Харбине, Тбилиси. Именно там его услышал Александр Пирогов и порекомендовал певцу пробоваться в Большой театр. Дебют Сергея Яковлевича в главном театре страны состоялся весной 1931 года, когда певцу было всего 28 лет – он спел Берендея в «Снегурочке», и руководство Большого зачислило его в труппу. Молодой, красивый, талантливый, прославленный певец тут же стал кумиром армии поклонниц, осаждавших служебный выход театра с цветами, умолявших об автографе – точно, как в фильме «Музыкальная история», где Лемешев сыграл главную роль шофера, оперного самородка Пети Говоркова.
«Но особенно потряс меня Шаляпин своими русскими песнями. В те годы, да и значительно позже, народные песни на эстраде чаще всего исполнялись на манер «цыганских», с подъездами, с надрывом, разухабисто, вульгарно. Меня это всякий раз коробило. Казалось, что внешние эффекты, преувеличенность эмоций оскверняли песню, и мне потом трудно было заставить себя прикоснуться к ней вновь. В народе ведь живёт целомудренное отношение к песне, такое примерно, как у любителей классики к музыке Баха или Моцарта. И вот впервые у Шаляпина я услышал эту благородную и строгую простоту, эту подлинную народность песни. Он не позволял себе никаких ритмических нарушений, никаких не свойственных песне эффектов. Казалось бы, ничего не меняя в ритме и мелодии, он умел вскрыть в песне всю глубину чувства, острый драматизм породившего её переживания.
Возвращаясь к прошлому, мне трудно представить себе, как бы сложилась вся моя сценическая судьба, если бы я не встретился со Станиславским. В студии я узнал, что такое сценическая культура, в чём заключается профессионализм актёра, распознал разницу между сценической рутиной, «представленчеством», и истинным творчеством, почувствовал вкус к слову, к верной декламации. Многое из того, что я раньше ощущал, что иногда мне удавалось постигать интуитивно, почти бессознательно, теперь открылось для меня как закономерность реалистической природы исполнительского искусства, высокой художественной правды.»
Но надо признать, что только оперой Лемешев не смог бы снискать себе ту поистине общенародную славу, которая сопровождала его всю певческую карьеру и оставалась громкой и после того, как он сошел со сцены в конце 50-х. Сергей Яковлевич давал концерты, записывал пластинки. Он пел народные песни «Вдоль по улице метелица метет…» в его исполнении стала эталоном для подражателей, — романсы («Сто романсов Чайковского, которые я спел в цикле из пяти концертов, стали трамплином к моему Ромео — очень сложной партии», — вспоминал певец), современную на тот момент эстрадную музыку.
«Меня как певца воспитала народная песня, в которой отразились богатейшие черты русского народа, огромный мир его мыслей и чувств». Сергей Лемешев
Но самой любимой ролью Лемешева был Ленский. Партию из «Евгения Онегина» он исполнял свыше 500 раз. Она удивительно соответствовала его поэтичному облику, подчеркивала вокальное и сценическое обаяние и проникновенную искренность. Певица Людмила Зыкина вспоминала: «В сознание людей моего поколения Сергей Яковлевич вошел, прежде всего, неповторимым по своей задушевности и чистоте образом Ленского из оперы Чайковского «Евгений Онегин». Его Ленский — натура открытая и искренняя, вобравшая в себя характерные черты русского национального характера. Эта роль стала содержанием всей его творческой жизни, прозвучав величественным апофеозом на недавнем юбилее певца в Большом театре, который многие годы рукоплескал его триумфам».
Вот как вспоминали великого артиста и прекрасного человека его коллеги, солисты ГАБТ. Владимир Атлантов о Лемешеве: «Для нескольких поколений советских людей Сергей Яковлевич Лемешев стал личностью, к которой тянулись сердца и человеческие симпатии; своим искусством он воздействовал на людей не только эстетически, но и духовно, нравственно. Известно, как велико, поистине безгранично было его обаяние. Пение его будило чувство и мысль, обращалось к сердцу и разуму, привлекало проникновенностью и искренностью, яркой эмоциональностью»
Часто изумительный по тембру, чистейший тенор Сергея Яковлевича сравнивали с соловьиными трелями. Сам же он в одном из последних своих интервью высказался против таких сопоставлений, сказав, что «зря хорошие голоса сравнивают с птичьими. Слабый комплимент — поет как птица…Человеческий голос – вот загадка и чудо». И смиренно добавил: «Я пятьдесят лет с лишним пою, а вы думаете, я знаю, как следует петь, как должно играть на этом инструменте – голосе?» И в этих словах, невозможных в устах любого другого артиста, был весь Лемешев, скромный и деликатный, сокрушающийся о том, что только к концу певческой карьеры перед ним раскрылись все глубины романсов Чайковского, любимой партии Ленского…
Улыбка Лемешева – это не дежурный оскал нынешних «звезд», это выражение и его добросердечного, благожелательного характера, и той искренней радости, которую он испытывал каждый раз, когда ступал на священную для него сцену Большого или обращался к аудитории в концерте.
В рассказах Сергея Яковлевича о том, как он работал над сценическими образами, в рассуждениях об оперном искусстве, о секретах вокального мастерства, в его всегда благожелательных воспоминаниях о коллегах, проступает облик подлинного интеллигента и даже утонченного аристократа духа, чей образ мыслей и поступков, отношение к своему искусству и смыслу существования артиста на сцене были столь возвышенны, лишены всяческой позы и кокетства, где-то даже излишне самокритичны, но всегда исполнены восторженной любовью к музыке, театру и всему тому, что создал человеческий гений, что в наш циничный и корыстолюбивый век такое кажется почти невозможным. Предостережением, актуальным как никогда, звучат слова Сергея Яковлевича, обращенные к молодым певцам: «..Берегите свои таланты, растите их, не разменивайте на дешевый успех, короткую славу, материальное благополучие».
И сколько ни вспоминали Сергея Яковлевича, образ его неотделим от понятий благожелательности, благородства, внутренней красоты. Особая аура окружала его обаятельную личность. Он был не просто прекрасным партнером — внимательным, заразительным, он был партнером деликатным — редчайшее актерское качество. А его профессиональная добросовестность заставляла подтягиваться всех, кто был рядом. Поэтому с ним чувствовали себя уверенно и надежно даже совсем молодые и неопытные певцы».
Программы Лемешева отличались разнообразием, но чаще всего он обращался к русской классике. Сетуя на определенную ограниченность театрального репертуара, артист подчеркивал, что на концертной эстраде он сам себе хозяин и поэтому может выбирать репертуар исключительно по собственному усмотрению. Лемешев рассказывал: «Никогда не брал то, что превышало мои возможности. Кстати, концерты помогали мне в оперной работе. Сто романсов Чайковского, которые я спел в цикле из пяти концертов, стали трамплином к моему Ромео — очень сложной партии». Лемешев часто пел русские народные песни, исполняя их задушевно, трогательно и с истинно национальным размахом.
Народные песни в эталонном исполнении Лемешева не просто услаждали слух и бередили заветные струны русской души. С годами они все больше и больше приобретали непреходящую культурно-историческую ценность.
Но хочется верить, что, слушая песни и романсы в исполнении Сергея Яковлевича Лемешева, сколько бы лет ни минуло после того, как они были явлены миру его трепетным голосом и любящим сердцем, каждый русский человек стряхнет с себя все чужеродное, наносное и оживит в себе ту самую память предков, которая вместе с родными напевами, живет сокровенно в каждой русской душе.
«С детства понятия «Родина» и «Лемешев» были для меня неразрывными — за ними вставали певец и жизнь его народа, наша русская культура… он пел душой народа, и народ признавал за ним право на эту высокую честь». Солист Большого театра Юрий Гуляев
Репертуар в Большом театре (1931—1957)
1931 — Берендей («Снегурочка» Н. А. Римского-Корсакова)
1931 — Джеральд («Лакме» Л. Делиба)
1931 — Ленский («Евгений Онегин» П. И. Чайковского)
1931 — Герцог («Риголетто» Дж. Верди)
1931 — Билли Бегот («Трильби» А. Юрасовского)
1931 — Граф Альмавива («Севильский цирюльник» Дж. Россини)
1932 — Звездочёт («Золотой петушок» Н. А. Римского-Корсакова)
1932 — Рудольф («Богема» Дж. Пуччини)
1933 — Филиппетто («Четыре деспота» Э. Вольфа-Феррари)
1933 — Индийский гость («Садко» Н. А. Римского-Корсакова)
1933 — Фауст («Фауст» Ш. Гуно)
1933 — Альфред («Травиата» Дж. Верди)
1936 — Владимир Игоревич («Князь Игорь» А. П. Бородина)
1938 — Дубровский («Дубровский» Э. Ф. Направника)
1941 — Ромео («Ромео и Джульетта» Ш. Гуно)
1943 — Синодал («Демон» А. Рубинштейна)
1947 — Джемал («Великая дружба» В. Мурадели)
1948 — Баян («Руслан и Людмила» М. И. Глинки)
1952 — Афанасий Иванович («Сорочинская ярмарка» М. П. Мусоргского)
1955 — Фра-Дьяволо («Фра-Дьяволо» Д. Обера)
1955 — Син Би-у («Никита Вершинин» Д. Кабалевского)
1957 — Вертер («Вертер» Ж. Массне, исполнитель заглавной партии и режиссёр-постановщик)
СПАСИБО ЗА ВНИМАНИЕ!
